Вячеслав Макаров: «Хуже мы сделать не можем, потому что обществом уже манипулируют»
Один из создателей хитовой многопользовательской онлайн-игры World of Tanks ушёл из успешной компании Wargaming, чтобы заняться развитием нового политического проекта – Партии прямой демократии, где все решения будут приниматься только большинством голосов всех партийцев. Status Media расспросил его об игре и политике, чтобы разобраться, в чём критерий успеха и есть ли перспектива у такого нетривиального подхода внутри одной партии.
ИГРА
— 10 лет игре – большая аудитория, большой успех. Резерв для развития остался или сегодня уже цель – не потерять то, что есть?
— Перспективы здесь точно есть. Потому что у игры World of Tanks как продукта появился новый сильный партнёр в Китае. Сейчас предстоит большой перезапуск игры в Китае. Если же мы говорим про уже ставшие традиционными территории, то такой потенциал здесь, наверное, уже исчерпан – «танки» в России вряд ли смогут собрать много новых пользователей просто потому, что этих пользователей уже очень много.
— То есть перспектива в выходе на новые территории?
— «Танки» как продукт всё равно неуклонно улучшаются. Поэтому возможность расти у них ещё остаётся, но это уже сложная задача.
— Вы ушли из компании, потому что эта сложная задача перестала вам быть интересна?
— Дело в том, что тут вопрос даже не в этом – в компании могли найтись и другие интересные задачи. В конце концов, можно было сесть и начать с нуля делать новый проект. Просто уже очень много лет я делаю игры и действительно устал. И когда стало понятно, что к партийной истории интерес очень большой – больше, чем ожидали, я решил, что это подходящий момент, наконец, остановиться и сделать что-то новое.
— Новые проекты компании Wargaming запускались и существуют. Ходили слухи, что два других проекта — World of Warships и World of Warplanes – планировалось в итоге объединить в некий единый мир с «танками».
— Нет, таких планов не было, эти проекты всегда планировались быть отдельными. Это были какие-то странные хотелки отдельных игроков – объединить проекты в единый игровой мир. Мы же в эту историю никогда особо не хотели заходить и в итоге не зашли.
— Среди игроков ходит шутка, что в этом одна из особенностей компании Wargaming – не столько идти на поводу у пожеланий игроков, сколько делать так, чтобы игрок немножко «пострадывал».
— Нет, это не правда. Просто нужно понимать, что игроки зачастую не в курсе того, как и во что может воплотиться их желание. Как раз с точки зрения того, что игрок должен получить, мы его внимательно спрашиваем. Мы не слушаем игрока, когда он нам рассказывает, как нужно эту историю реализовывать, как добиться того, чего он хочет. Потому что его представления о том, как этого добиться, как правило, ошибочно.
— Вы – один из тех людей в Wargaming, которые общались с представителями танкового сообщества: стримерами, блогерами. Зачем вам это? Узнать их мнение или только донести свою позицию?
— Мнение, конечно, важно. Но – ещё раз: важно понять, какой конечный результат они хотят получить. Не «как», а «что». Ответ на вопрос «как» – это уже работа разработчика, а что может игроков вдохновить, замотивировать – это всегда надо спрашивать.
Нельзя быть успешными всегда. То, что компания время от времени делает больше, чем один успешный продукт – это зашибись. Не то чтобы в мире онлайн-игр есть много компаний, которые сидят и колбасят сверхуспешные мега-хиты постоянно.
Ещё надо спрашивать о том, какие вещи делают плохо. На самом деле, мы всегда в первую очередь реагировали на боли игроков и старались их устранить. Это не всегда было просто, потому что некоторые вещи действительно сложно в игре менять, но мы всегда старались. Так что встречи с игроками – это всегда в первую очередь узнать, что болит.
— При этом стримеры-блогеры – это зачастую профессиональные игроки, не средние. И их пожелания необязательно актуальны для массы игроков.
— Именно поэтому мы общались не только с блогерами и стримерами. Вообще, общались мы с игроками задолго до того, как блогинг онлайн стал какой-то популярной историей. То есть я встречался с простыми игроками с того дня, как игра была провозглашена в открытую бету. Так же сидели на форуме и отвечали на вопросы. Другой разговор, что востребованы те YouTube-блогеры (не просто стримеры – это другая история), которые говорят что-то такое глубинное-народное. Те блогеры-критики, которые выступают на YouTube, они, может быть слегка гипертрофированно, но передают то мнение, которое есть у игрока. И, собственно, поэтому, когда мы немножко изменяли траекторию развития игры пять лет назад, мы обратились к одному из самых активных критиков – блогеру Даниле «Муразору» – и просто взяли его на работу.
— Почему другие проекты Wargaming — World of Warships и World of Warplanes – не «взлетели» так, как танки?
— Ну, это вопрос из серии «Почему вы не делаете всегда гипер-хиты, а иногда выпускаете просто хитовый продукт?» Если смотреть объективно, то Warships находится если не в ТОП-10, то в ТОП-20 самых успешных продуктов в мире. Это что – провал что ли?
— Не провал, но и не успех уровня «танков».
— Да это точно такой же большой и успешный продукт – ТОП-20 мировой. На этом уровне уже меряется иначе. В три-четыре раза выше онлайн – ну, да, выше, так случается. Тема кораблей увлекла несколько меньше людей.
Если говорить про «cамолёты», то да, это провал. Но опять же – нельзя быть успешными всегда. То, что компания время от времени делает больше, чем один успешный продукт – это зашибись. Сколько успешных продуктов было у Riot Games, кроме League of Legends? Вот сейчас наметился ещё один – всё. Не то чтобы в мире онлайн-игр есть много компаний, которые сидят и колбасят сверхуспешные мега-хиты постоянно. То, что Wargaming сумел успешно портировать World of Tanks на консоли и мобильные устройства, то, что World of Tanks смог сделать ещё одну успешную игру Warships – это прям зашибись.
ПОЛИТИКА
— Из доступных материалов о Партии прямой демократии сложилось впечатление не столько партии, сколько технологии. Это правильное ощущение?
— Наверное, не совсем правильное, потому что технология действительно важна – она помогает реализовать идею прямой демократии, а вот прямая демократия как таковая – это уже реально важно. Основная проблема представительной демократии – не исключительно российской, а вообще – заключается в том, что мир меняется быстрее, чем политические силы. То есть, когда голосуешь за какую-то партию, она выходит с некой повесткой, программой в идеальном мире. За четыре года актуальность того, что хотел избиратель, и того, что обещала партия, зачастую меняется полностью. Полностью меняется повестка политическая.
Мы сейчас наблюдаем за США: хотели ли избиратели Демократической партии, голосовавшие за сенатора пару лет назад, тех позиций, которые есть сейчас? Хотели ли те, кто голосовал за Республиканцев три года назад, тех позиций, которые они имеют сейчас? Что-то я сильно сомневаюсь. Отсюда вытекает ситуация, когда в представительных демократиях голосуют постоянно за личностей, «за пацанов, которым мы доверяем», считая, что они будут действовать правильно. Потому что голосовать за идею – это значит, голосовать ни за что, через пару лет у партии будет другая идея. Не потому что они тебя как-то подло обманывают, а потому что та повестка, которую вы обсуждали тогда, она уже будет неактуальна. И без механизма прямого фидбека от избирателей партии и объяснений вроде «ребят, мы за вас голосовали, а теперь хотим, чтобы вы во время пандемии сделали вот это», без такого прямого фидбека политические силы продолжат не иметь никакого отношения к пожеланиям избирателей.
— У меня по-прежнему не складывается понимание о позиции партии по ключевым вопросам: права граждан, сменяемость власти и так далее.
— Мнение по ключевым вопросам простое – берём и спрашиваем членов нашей партии: что вы думаете по этому вопросу? Они отвечают – и это становится мнением партии.
— Хорошо, спросили – и треть за президента, треть за царя-императора, треть за анархию. Какова позиция партии?
— Какая-то из этих позиций всё равно победит. А ребята, чьи позиции будут не очень совпадать с позицией всех остальных, выйдут и сформируют свою партию со своей позицией. То есть, в какой-то момент партия естественным образом станет большой группой единомышленников. А вот какой группой – это мы ещё увидим.
— То есть, если все, кто придерживаются национал-большевистских взглядов, совершат флешмоб, вступят в Партию прямой демократии и будут дружно и согласованно голосовать, то партия в итоге будет стоять на национал-большевистских позициях?
— Нет, у нас не большевистская партия прямой демократии и не национал-большевистская партия прямой демократии. И это, в общем, нормально.
— Сейчас – нет. Но технология при определённой организации позволяет манипулировать результатами. Разве нет?
— Ну, вы попробуйте. Как только партия достигает определённого количества людей, определённой зрелости – то попробуйте манипулировать сплочённой группой людей. Вы удивитесь результату.
— Считаете ли вы, что лучшая основа для принятия ключевых решений – это мнение большинства?
— Осознанное мнение большинства. Одна из тех вещей, которую мы понимаем, как потенциальную уязвимость идеи прямой демократии, – это необходимость научиться людям нормально объяснять. И это будет одно из направлений нашей деятельности – построение механизмов такого объяснения. То есть экспертная работа.
Либо общество принимает решения и учится избегать манипуляций, либо мы свалимся в ту же историю, что есть сейчас. Если свалимся в ту ситуацию, что есть сейчас – значит, у нас не получилось. Но мы хотя бы попробовали.
Так же, как у любого нормального руководителя: сначала проводят разговор с экспертами и понимают, какие варианты решения проблемы существуют, помогают сформулировать саму проблему. И то же самое мы должны построить для этой большой решающей группы людей. Мы должны им, как партия, предоставить качественные вводные через работу экспертных команд.
— У экспертов после того, как они сформулировали своё мнение, не возникает ли соблазн объяснить всем остальным, почему именно их мнение правильное? Не спросить остальных, какое мнение верное, а продавить своё видение.
— Так пусть расскажут. Народ если с этой позицией согласится, то почему нет? Если я собираю большое совещание в World of Tanks по вопросу «Как правильно перейти на новый движок» и эксперты меня убедили, я им говорю: «Ок, делайте, как считаете нужным». И я не понимаю, чем это плохо?
— Плохого нет, пока эксперты действуют в интересах общества, а не в личных.
— Стоп, если так происходит, то это уже не эксперт. Эксперт – человек, который разбирается в вопросе, а не тот, кто имеет в нём личный интерес. То есть нейтральность экспертизы – это базовая штука.
— Есть опасность, что эта тонкая грань будет пройдена?
— Опасность есть всегда. Но у меня для вас есть некая важная новость: у нас сейчас мнением уже манипулируют. То есть, мы здесь не увеличиваем риски. Либо общество принимает решения и учится избегать манипуляций, либо мы свалимся в ту же историю, что есть сейчас. Если свалимся в ту ситуацию, что есть сейчас – значит, у нас не получилось. Но мы хотя бы попробовали. То есть хуже мы уже сделать не можем, потому что обществом манипулируют вовсю.
— Технически планируется выносить на голосование только подготовленные экспертные решения?
— Совершенно верно, любое неподготовленное решение будет считаться чистой агитацией и пропагандой.
— Кто и каким образом отбирает экспертов в вашей идее?
— Как ни странно – то самое большинство. Во-первых, когда мы говорим о какой-то проблеме, есть известные люди, которые разбираются в вопросе. Есть система научных званий, у журналистов есть набор тем, в которых они разбираются, и так далее.
— То есть, это некий элемент представительной демократии внутри прямой демократии?
— Конечно. Смотрите, в чём проблема представительной демократии: она в том, что конкретно здесь и сейчас люди, возможно, делают то, что вы хотите, а через четыре года будут делать не то, что вы хотите. А когда мы собираем пул экспертов по проблеме, мы исходим из некоторого здравого смысла, известности этих людей и их экспертности в этой проблеме здесь и сейчас. Другая проблема – другой пул экспертов. То есть, не существует никакого бессрочного экспертного парламента.
— Хорошо, но пока всё ещё не совсем понятно, как это может работать на практике.
— Допустим, нам нужно обсудить те изменения, которые сейчас происходят в IT-законодательстве. Мы приглашаем юриста из сферы около IT-индустрии, приглашаем несколько технических специалистов. Следующим у нас идёт изменение налогов для IT-компаний – тут юрист нам уже не нужен, а вот специалист по экономике IT-компаний становится нужен – получаем другой набор экспертов. То же самое касается обсуждения налогов для сельскохозяйственных компаний: нам по-прежнему нужен эксперт по экономике, люди из IT уже не нужны, но нужны специалисты, разбирающиеся в агропромышленной сфере.
— И один из этих экспертов скажет, что нужно закрыть границы, чтобы поддержать отечественного производителя, другой – что нужно открыть для реальной конкуренции.
— Такое ощущение, что вы на производственном совещании никогда не были. Да, конечно, всегда эксперты говорят разные вещи. А дальше руководитель – а в данном случае руководителем выступает наше коллективное голосование – делает выбор, то есть решает, кто его убедил. Поэтому отсутствие единой экспертной позиции – это, если что, хорошо, а не плохо. Оно даёт голосующим выбор. Поэтому это – демократия, а не экспертократия.
Status-media.com