Российские законы слишком сложны?
Эксперты Института государственного и муниципального управления НИУ ВШЭ проанализировали российские законы и пришли к выводу, что их тексты становятся всё сложнее для восприятия. Трудности вызывают длина предложений и обилие причастных оборотов: в текстах много зависимых слов, мало глаголов и велико расстояние между зависимыми словами, считают специалисты управления НИУ ВШЭ, рассчитав индекс синтаксической сложности российских законов.
Оценка законов по данному индексу проводится уже второй раз. Выяснилось, что за прошлый год статьи законов стали длиннее – индекс сложности возрос для многих законов, даже для Конституции, хоть Основной Закон и считается одним из самых простых.
Автор исследования, старший научный сотрудник ИГМУ НИУ ВШЭ Александр Кнутов, полагает, что из законов необходимо исключать «слишком сложные формулировки». В Госдуме предлагают решать проблему с помощью новых рекомендаций по юридико-техническому оформлению проектов, представленных недавно на правительственной комиссии по законопроектной деятельности.
Но должны ли законы быть лаконичнее и проще? О юридической технике российского законодательства рассуждает член ВКС Партии прямой демократии Борис Чигидин:
Проблема «тяжести» восприятия нормативно-правового текста в принципе действительно существует, но главной бедой юридической техники отечественного правотворчества все же является не она.
Два ключевых юридико-технических требования к языку закона – его точность и ясность. Точность – это мера адекватности текста авторскому замыслу, атрибут, возникающий в звене «разработчик – норма». Ясность – это единообразное (и неискаженное) восприятие и применение текста его целевой аудиторией, то есть сущность, которая проявляется в звене «норма – адресат». Из этого описания видно, что оба требования взаимно конфликтуют, потому что далеко не всегда могут быть реализованы не за счет друг друга.
Что хуже: предельно ясный, но неточный закон или предельно точный, но неясный? Безусловно, первое. Потому что в этом случае применяться будет не то, что законодатель имел в виду в сердце своем, а то, что ему фактически удалось положить на бумагу ценой упрощения регуляторного замысла.
Одна из ключевых рабочих компетенций любого профессионально пригодного юриста (строго говоря, это неотъемлемый компонент его профпригодности) – способность правильно уяснить качественно выполненный (то есть не содержащий пробелов и противоречий) нормативный текст любой степени сложности. Не менее важно помнить, что гражданину без юридического образования сама по себе простота некоторого отдельно взятого нормативного текста, скорее всего, не поможет: его исчерпывающее понимание с большой вероятностью окажется недостижимым вне массы контекстов, которые могут корректно инсталлироваться лишь путем сначала получения профильного образования, а потом работы по специальности. Исключения способны случаться, но по общему правилу гражданин, воюющий с правовым текстом без (и тем более против) профессионального юриста, уязвим до беспомощности.
Поэтому ожидание, что закон может и должен быть исчерпывающе ясен для каждого, от лукавого: ясность закона – это его ясность прежде всего для специалиста. А специалисту закон ясен, несколько упрощая, не тогда, когда он исполнен недлинными фразами без избыточных придаточных оборотов, а тогда, когда на любой мыслимый частный вопрос правоприменения из текста закона можно вывести один и только один ответ (см. выше «без пробелов и противоречий»). Если текст при этом удалось изложить без больших синтаксических и терминологических изысков, отлично. Если нет, грамотный специалист все равно разберется.
А действительно опасная правовая неопределенность (возвращаемся к тому, с чего начали) возникает в случаях, когда на этот самый произвольно взятый вопрос правоприменения логически и семантически безупречный ответ либо не находится вовсе, либо появляется в количестве более одного. Такие дефекты, вынуждая, например, планировать деятельность исходя из предельно консервативного варианта толкования, бьют не только по правопорядку, но и по экономике в целом. И порождаются они неаккуратностью не только замысла, но и сплошь и рядом исполнения: языковую рабочую ткань необходимо чувствовать предельно тонко (причем на уровне не только отдельной нормы, но и акта в целом), чтобы исключить малейшую возможность появления не вытекающих из замысла, но формально обоснованных паразитных толкований. И стоит пожелать законодателю уделить максимум внимания именно этому аспекту работы над словом – именно в нем, говоря предельно мягко, ему очень есть куда совершенствоваться.