Демократия и ответственность (ответ Владиславу Суркову)
Последние несколько дней политологи и футурологи (странное сочетание, но такова уж суть вопроса) обсуждают свежую статью Владислава Юрьевича Суркова – «Безлюдная демократия и другие политические чудеса 2121 года», дающую довольно детализированный и не во всём радостный прогноз о том, как будет выглядеть политическая жизнь, да и вообще цивилизация, через сотню лет. Тема очень интересная и неожиданная – хотя бы потому, что традиционно, говоря о будущем, принято обсуждать различные технологические достижения, от встроенных в мозг компьютеров до межзвёздных путешествий и радикального продления жизни, но не трансформацию социума и политической жизни.
С какой-то точки зрения это объяснимо и логично: вот уже сотню лет человечество живёт в условиях постоянного и быстрого технологического прогресса при отсутствии заметного прогресса политического. Представительная демократия в её современном мире широко распространилась по планете — и в общем-то стала формой правления «по умолчанию» – в течение XX века, но при этом её суть как-либо заметно не менялась. Но вместе с тем очевидно, что сто лет – это огромный срок для одного человека, но буквально миг для человечества – и было бы наивно предполагать, что вот сейчас мы выработали метод управления государством, который теперь сохранится навсегда.
Один из самых интересных посылов Суркова – про грядущий переход к прямой демократии, отмену парламентов и исчезновение «конгрессменов-узурпаторов» за счёт внедрения в политическую жизнь электронных средств коммуникации, позволяющих заинтересованным гражданам самостоятельно решить, какие законы стоит принять. Если смотреть на статью в целом, впрочем, у Суркова это — лишь переходный этап к «диктатуре алгоритмов» (о которой мне хотелось бы поговорить отдельно, но, наверное, в другой раз), но тем не менее, многие комментаторы сосредоточились именно на нём.
И было бы, конечно, странно, если бы я, будучи руководителем Партии прямой демократии, также не зацепился бы за него.
Традиционным возражением против прямой демократии – и его уже высказали многие комментаторы — является то, что парламентарий — это не просто некая посредническая функция, это довольно много ежедневной работы: изучение законопроектов, консультации с экспертами и заинтересованными сторонами, коллегами, и прочая, и прочая. Вряд ли многие граждане добровольно и бесплатно возьмут на себя функции полного изучения, скажем, городского бюджета, чтобы осмысленно проголосовать по его статьям – и именно из этого проистекает, на самом деле, прогнозируемая Сурковым «диктатура алгоритмов»: машины не возьмут власть в бою, как Скайнет, мы сами отдадим мирно её им, потому что нам будет некогда.
Это возражение верное – и можно заметить, что сам Владислав Юрьевич радостных тонов и светлых красок тщательно избегает, так что непохоже, чтобы он был такому будущему рад – но не единственное.
Есть другое возражение против абсолютистской формы прямой демократии — и на мой взгляд, намного более сильное, хотя и очень редко упоминаемое.
Оно заключается в том, что абсолютная прямая демократия полностью снимает с кого-либо какую-либо ответственность за принимаемые решения. И именно это её и убьёт — причём намного раньше, чем появится искусственный интеллект или какой-то алгоритм, который успеет её спасти.
«Власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно» – и степень абсолютности власти определяется именно возможной ответственностью за принимаемые ей решения.
В истории человечества не было ни одного монарха, который обладал бы по-настоящему абсолютной властью. Власть могла быть очень широка – но серия неправильных решений могла привести к дворцовому перевороту, военному поражению или революции: процент монархов, умерших не своей смертью, всегда был высок. Эта ответственность наступала не сразу, не наверняка, но если наступала — её цена была очень высока.
Ни один чиновник ни в одной стране современного мира не может полностью снять с себя ответственность за свои действия. Даже при самом коррумпированном режиме у чиновника есть руководство и граждане – и если последние будут слишком явно недовольны решениями чиновника, первое может легко им пожертвовать, чтобы это недовольство погасить. И оно сделает это, потому что если недовольство будет разрастаться – ответственность может настать уже для руководства.
Да, если мы посмотрим на нижний десяток стран в «Индексе восприятия коррупции» (отставим в сторону методы его формирования, нижняя и верхняя его части вполне показательны) — это страны, в которых нам с вами вряд ли захочется жить. Но даже в их случае сказать, что власть не несёт ответственности – большая ошибка: да, это странные формы ответственности, часто извращённые. Но они есть.
Второй важный аспект — чиновник и депутат в большинстве случаев принимают решения, не касающиеся их лично. Он тесно связан с ответственностью: какое бы решение ни было принято, оно само по себе не повлияет на принявшего его ни в какую сторону. Однако косвенное влияние при этом будет, и оно будет выражаться в проценте недовольных среди населения, затронутого решением: даже если таковых меньшинство, устроенная ими под окнами чиновника демонстрация вполне может оказаться достаточно громкой, чтобы включилась описанная выше цепочка формирования ответственности.
Таким образом, повседневной задачей типового государственного служащего, выборного или назначенного, является принятие решений, которые не вызывают яркого недовольства ни у одной значимой группы населения – и тогда для него не наступит ответственность за такое решение.
Прямая демократия в её абсолютисткой форме уничтожает, отменяет оба этих аспекта – она полностью снимает ответственность с каждого конкретного человека, размывая её на неопределённый круг лиц, которые «в блокчейне» или любым другим модным способом проголосовали за принятие вот такого решения. Вы можете быть довольны или недовольны этим решением — в любом случае нет больше окон, под которыми вам имеет смысл митинговать, чтобы ваше недовольство было услышано и повлекло бы какие-то последствия, наступление ответственности для принявшего решение.
Это – абсолютная власть. И её следстствием станет абсолютное развращение, то самое, которое предрекал 1‑й барон Актон.
Что ещё хуже, многие принимаемые таким способом решения будут касаться граждан лично и непосредственно. Проще всего это продемонстрировать на популярной теме распределения бюджета методом прямого голосования: каковы шансы, что граждане проголосуют за финансирование федеральных проектов, занимающих годы и не приносящих ощутимой отдачи здесь и сейчас, а не за благоустройство пространства в радиусе километра, максимум двух от их дома? Ведь эти статьи бюджета будут конкурировать: или федеральная трасса, по которой, возможно, ты не проедешь в своей жизни никогда, или детская площадка, на которую ты с семьёй будешь ходить каждый день. Космонавтика выродится до микропроектов сбора пары миллионов рублей краудфандингом, фундаментальная наука умрёт, значительная часть медицины и образования станет платной.
Да и даже о собственных интересах граждане беспокоятся, как правило, в том случае, если наступление ответственности за отсутствие такого беспокойства – где-то в пределах недели, максимум месяца. Чтобы оценить, как будет при полностью прямодемократическом распределении бюджета существовать пожарная охрана, достаточно спросить собственных друзей, какой марки у них дома огнетушитель, стоят ли датчики дыма, когда последний раз они проверяли газовую плиту. Ведь ничто же не мешает им выделить средства – довольно скромные – на всё это прямо сейчас, не дожидаясь наступления 2121 года?..
Ну или посмотрите на описания автомобильных аптечек в любом крупном магазине. Нет, они не рассчитаны на то, чтобы спасти чью-то жизнь — они рассчитаны на то, чтобы пройти техосмотр. Именно это покупают граждане, в руки которых при абсолютной прямой демократии будет вручено выделение средств на работу ГИБДД, пожарных и медиков.
Нельзя сказать, что последствия подобных решений не наступят никогда – просто они наступят тогда, когда менять решение будет уже поздно, как поздно покупать огнетушитель, когда у вас уже горит квартира. И в результате эти последствия будут иметь форму крайне жёсткую и болезненную, скорее всего, выливающуюся в государственный переворот и приход к власти «сильной руки» – при общем одобрении граждан, как уже неоднократно случалось в истории и человечества в целом, и России в частности.
Разница лишь в том, что в случае монархии такой результат — вопрос вероятностный, и можно до бесконечности спорить о том, например, что случилось бы в России, если бы Николай II был чуть менее безвольным и эгоистичным.
В случае абсолютистской прямой демократии этот результат по крайней мере лично мне представляется гарантированным, причём на исторически очень коротком промежутке времени — десять, может быть пятнадцать лет. Не больше.
Современная форма представительной демократии — это не просто сложившийся по историческим причинам артефакт. Это форма управления государством, которая посредством сложной и неоднозначной системы сдержек и противовесов позволяет найти компромисс — не всегда идеальный, но всё-таки в большинстве случаев работающий — и позволяющий избегать экстремумов и нестабильности, угрожающей государству.
Значит ли это, что сама идея прямой демократии не верна ни в каком виде – и нам надо просто законсервировать модель управления, показав на какую-то конкретную страну и конкретный год и сказав «вот идеал, лучше не будет»? Конечно, нет – да и вообще такой тезис от руководителя Партии прямой демократии звучал бы очень странно.
Наша задача — понять, как мы можем модернизировать представительную демократию так, чтобы сохранить её плюсы, но при этом максимально избавиться от минусов.
И верным решением здесь будет постепенное внедрение элементов прямой демократии — принудить государственный механизм к эволюции в сторону прямой демократии, не доводя его до грани, за которой могут наступить описанные выше последствия.
Максимальная прозрачность, возможность для избирателя в любой момент времени посмотреть и понять, чем занимался его избранник сегодня и предыдущие годы, опора депутатов в принятии решений на мнение своих избирателей, максимальная алгоритмизация деятельности чиновников на невыборных должностях, передача гражданам прав прямого решения вопросов, непосредственно их касающихся – вот направление, в котором должна эволюционировать политическая система общества.
И не через сто лет, а уже сейчас.
Олег Артамонов
Генеральный секретарь
Партии прямой демократии